Короткие стихи - признания мужчинам от любящих девушек, женщин.

Его глаза — подземные озера,
Покинутые царские чертоги.
Отмечен знаком высшего позора,
Он никогда не говорит о Боге.

Его уста — пурпуровая рана
От лезвия, пропитанного ядом.
Печальные, сомкнувшиеся рано,
Они зовут к непознанным усладам.

И руки — бледный мрамор полнолуний,
В них ужасы неснятого проклятья,
Они ласкали девушек-колдуний
И ведали кровавые распятья.

Ему в веках достался странный жребий —
Служить мечтой убийцы и поэта,
Быть может, как родился он — на небе
Кровавая растаяла комета.

В его душе столетние обиды,
В его душе печали без названья.
На все сады Мадонны и Киприды
Не променяет он воспоминанья.

Он злобен, но не злобой святотатца,
И нежен цвет его атласной кожи.
Он может улыбаться и смеяться,
Но плакать… плакать больше он не может.

Ты, меня любивший фальшью
Истины - и правдой лжи,
Ты, меня любивший - дальше
Некуда! - За рубежи!

Ты, меня любивший дольше
Времени. - Десницы взмах! -
Ты меня не любишь больше:
Истина в пяти словах.

А мне все равно,
Что не мой ты - мужчина!
Тебя полюбила,
Тебе принадлежу!

Тобою хочу наслаждаться,
Как жизнью...
К тебе на край света
Одна прилечу...

Я переживу одинокие ночи.
Я вида тебе не подам,
Что нужен мне ты очень-преочень...
Что все за тебя я отдам!

В чащах, в болотах огромных,
У оловянной реки,
В срубах мохнатых и темных
Странные есть мужики.

Выйдет такой в бездорожье,
Где разбежался ковыль,
Слушает крики Стрибожьи,
Чуя старинную быль.

С остановившимся взглядом
Здесь проходил печенег...
Сыростью пахнет и гадом
Возле мелеющих рек.

Вот уже он и с котомкой,
Путь оглашая лесной
Песней протяжной, негромкой,
Но озорной, озорной.

Путь этот - светы и мраки,
Посвист разбойный в полях,
Ссоры, кровавые драки
В страшных, как сны, кабаках.

В гордую нашу столицу
Входит он - Боже, спаси!-
Обворожает царицу
Необозримой Руси

Взглядом, улыбкою детской,
Речью такой озорной,-
И на груди молодецкой
Крест просиял золотой.

Как не погнулись - о горе!-
Как не покинули мест
Крест на Казанском соборе
И на Исакии крест?

Над потрясенной столицей
Выстрелы, крики, набат;
Город ощерился львицей,
Обороняющей львят.

"Что ж, православные, жгите
Труп мой на темном мосту,
Пепел по ветру пустите...
Кто защитит сироту?

В диком краю и убогом
Много таких мужиков.
Слышен но вашим дорогам
Радостный гул их шагов".

Я не любви твоей прошу.
Она теперь в надежном месте.
Поверь, что я твоей невесте
Ревнивых писем не пишу.
Но мудрые прими советы:
Дай ей читать мои стихи,
Дай ей хранить мои портреты,—
Ведь так любезны женихи!
А этим дурочкам нужней
Сознанье полное победы,
Чем дружбы светлые беседы
И память первых нежных дней...
Когда же счастия гроши
Ты проживешь с подругой милой
И для пресыщенной души
Все станет сразу так постыло —
В мою торжественную ночь
Не приходи. Тебя не знаю.
И чем могла б тебе помочь?
От счастья я не исцеляю.

Я знаю, ты моя награда
За годы боли и труда,
За то, что я земным отрадам
Не предавалась никогда,
За то, что я не говорила
Возлюбленному: "Ты любим".
За то, что всем я все простила,
Ты будешь Ангелом моим.

Мы странно сошлись. Средь салонного круга,
В пустом разговоре его,
Мы словно украдкой, не зная друг друга,
Свое угадали родство.

И сходство души не по чувства порыву,
Слетевшему с уст наобум,
Проведали мы, но по мысли отзыву
И проблеску внутренних дум.

Занявшись усердно общественным вздором,
Шутливое молвя словцо,
Мы вдруг любопытным, внимательным взором
Взглянули друг другу в лицо.

И каждый из нас, болтовнею и шуткой
Удачно мороча их всех,
Подслушал в другом свой заносчивый, жуткой,
Ребенка спартанского смех1.

И, свидясь, в душе мы чужой отголоска
Своей не старались найти,
Весь вечер вдвоем говорили мы жестко,
Держа свою грусть взаперти.

Не зная, придется ль увидеться снова,
Нечаянно встретясь вчера,
С правдивостью странной, жестоко, сурово
Мы распрю вели до утра,

Привычные все оскорбляя понятья,
Как враг беспощадный с врагом,-
И молча друг другу, и крепко, как братья,
Пожали мы руку потом.

А пока твои глаза
- Черные - ревнивы,
А пока на образа
Молишься лениво -
Надо, мальчик, целовать
В губы - без разбору.
Надо, мальчик, под забором
И дневать и ночевать.

И плывет церковный звон
По дороге белой.
На заре-то - самый сон
Молодому телу!
(А погаснут все огни -
Самая забава!)
А не то - пройдут без славы
Черны ночи, белы дни.

Летом - светло без огня,
Летом - ходишь ходко.
У кого увел коня,
У кого красотку.
- Эх, и врет, кто нам поет
Спать в тобою розно!
Милый мальчик, будет поздно,
Наша молодость пройдет!

Не взыщи, шальная кровь,
Молодое тело!
Я про бедную любовь
Спела - как сумела!
Будет день - под образа
Ледяная - ляжу.
- Кто тогда тебе расскажет
Правду, мальчику, в глаза?

Я люблю тебя злого, в азарте работы,
В дни, когда ты от грешного мира далек,
В дни, когда в наступленье бросаешь ты роты,
Батальоны, полки и дивизии строк.

Я люблю тебя доброго, в праздничный вечер,
Заводилой, душою стола, тамадой.
Так ты весел и щедр, так по-детски беспечен,
Будто впрямь никогда не братался с бедой.

Я люблю тебя вписанным в контур трибуны,
Словно в мостик попавшего в шторм корабля,—
Поседевшим, уверенным, яростным, юным —
Боевым капитаном эскадры "Земля".

Ты — землянин. Все сказано этим.
Не чудом - кровью, нервами мы побеждаем в
борьбе.
Ты — земной человек. И, конечно, не чужды
Никакие земные печали тебе.

И тебя не минуют плохие минуты —
Ты бываешь растерян, подавлен и тих.
Я люблю тебя всякого, но почему-то
Тот, последний, мне чем-то дороже других...

А я для вас неуязвима,
Болезни,
Годы,
Даже смерть.
Все камни — мимо,
Пули — мимо,
Не утонуть мне,
Не сгореть.
Все это потому,
Что рядом
Стоит и бережет меня
Твоя любовь — моя ограда,
Моя защитная броня.
И мне другой брони не нужно,
И праздник — каждый будний день.
Но без тебя я безоружна
И беззащитна, как мишень.
Тогда мне никуда не деться:
Все камни — в сердце,
Пули — в сердце...

Когда жалела я Бориса,
А он меня в больницу вёз,
Стихотворение «Больница»
В глазах стояло вместо слёз.

И думалось: уж коль поэта
Мы сами отпустили в смерть
И как-то вытерпели это,—
Всё остальное можно снесть.

И от минуты многотрудной
Как бы рассудок ни устал,—
Ему одной достанет чудной
Строки про перстень и футляр.

Так ею любовалась память,
Как будто это мой алмаз,
Готовый в черный бархат прянуть,
С меня востребуют сейчас.

Не тут-то было! Лишь от улиц
Меня отъединил забор,
Жизнь удивленная очнулась,
Воззрилась на больничный двор.

Двор ей понравился. Не меньше
Ей нравились кровать, и суп,
Столь вкусный, и больных насмешки
Над тем, как бледен он и скуп.

Опробовав свою сохранность,
Жизнь стала складывать слова
О том, что во дворе — о радость!—
Два возлежат чугунных льва.

Львы одичавшие — привыкли,
Что кто-то к ним щекою льнёт.
Податливые их загривки
Клялись в ответном чувстве львов.

За все черты, чуть-чуть иные,
Чем принято, за не вполне
Разумный вид — врачи, больные —
Все были ласковы ко мне.

Профессор, коей все боялись,
Войдет со свитой, скажет: «Ну-с,
Как ваши львы?» — и все смеялись,
Что я боюсь и не смеюсь.

Все люди мне казались правы,
Я вникла в судьбы, в имена,
И стук ужасной их забавы
В саду — не раздражал меня.

Я видела упадок плоти
И грубо поврежденный дух,
Но помышляла о субботе,
Когда родные к ним придут.

Пакеты с вредоносно-сильной
Едой, объятья на скамье —
Весь этот праздник некрасивый
Был близок и понятен мне.

Как будто ничего вселенной
Не обещала, не должна —
В алмазик бытия бесценный
Вцепилась жадная душа.

Всё ярче над небесным краем
Двух зорь единый пламень рос.
— Неужто всё еще играет
Со львами?— слышался вопрос.

Как напоследок жизнь играла,
Смотрел суровый окуляр.
Но это не опровергало
Строки про перстень и футляр.

Позволь мне как другу — не ворогу
Руками беду развести.
Позволь мне с четыре короба
Сегодня тебе наплести.

Ты должен поверить напраслинам
На горе, на мир, на себя,
Затем что я молодость праздную,
Затем что люблю тебя.