Небольшие стихотворения русских поэтов - классиков о городах России.

Сыны снегов, сыны славян,
Зачем вы мужеством упали?
Зачем?.. Погибнет ваш тиран,
Как все тираны погибали!
До наших дней при имени свободы
Трепещет ваше сердце и кипит!
Есть бедный град, там видели народы
Все то, к чему теперь ваш дух летит.

Упоительно встать в ранний час,
Легкий след на песке увидать.
Упоительно вспомнить тебя,
Что со мною ты, прелесть моя.

Я люблю тебя, панна моя,
Беззаботная юность моя,
И прозрачная нежность Кремля
В это утро - как прелесть твоя.

Cardan solaire на Меньшиковом доме.
Подняв волну, проходит пароход.
О, есть ли что на свете мне знакомей,
Чем шпилей блеск и отблеск этих вод!
Как щелочка, чернеет переулок.
Садятся воробьи на провода.
У наизусть затверженных прогулок
Соленый привкус — тоже не беда.

Если б у меня хватило глины,
Я б слепил такие же равнины;
Если бы мне туч и солнца дали,
Я б такие же устроил дали.
Все негромко, мягко, непоспешно,
С глазомером суздальского толка -
Рассадил бы сосны и орешник
И село поставил у проселка.
Без пустых затей, без суесловья
Все бы создал так, как в Подмосковье.

И город весь стоит оледенелый.
Как под стеклом деревья, стены, снег.
По хрусталям я прохожу несмело.
Узорных санок так неверен бег.
А над Петром воронежским — вороны,
Да тополя, и свод светло-зеленый,
Размытый, мутный, в солнечной пыли,
И Куликовской битвой веют склоны
Могучей, победительной земли.
И тополя, как сдвинутые чаши,
Над нами сразу зазвенят сильней,
Как будто пьют за ликованье наше
На брачном пире тысячи гостей.

А в комнате опального поэта
Дежурят страх и Муза в свой черед.
И ночь идет,
Которая не ведает рассвета.

Россия ещё не умолкла,
И колокол грозен, как встарь.
Года пролетают над Волгой,
Не старят они Ярославль.

Ах ты русская земля, шум дубрав…
Мудрым был великий князь Ярослав.
Краше места не найдёшь,
До чего же ты хорош,
Ярославль, Ярославль!
Куполов старинных вязь,
Город-воин, город-князь…
Ярославль мой, город-князь!

Легендой и дивной, и давней
Весь путь мой отмечен земной.
Я знаю, что ждёт Ярославна,
И я возвращаюсь домой.

Здравствуй, русская земля, шум дубрав!
Мудрым был великий князь Ярослав.
Краше места не найдёшь,
До чего же ты хорош,
Ярославль, Ярославль!
Куполов старинных вязь,
Город-воин, город-князь…
Ярославль мой, город-князь!

Немало славных полководцев,
Сказавших "счастлив", умирая,
Знал род старинных новгородцев,
В потомке гордом догорая.

На белом мохнатом коне
Тот в Польше разбил короля.
Победы, коварны оне,
Над прежним любимцем шаля.

Тот сидел под старой липой,
Победитель в Измаиле,
И, склонен над приказов бумажною кипой,
Шептал, умирая: "Мы победили!"

Над пропастью дядя скакал,
Когда русские брали Гуниб.
И от раны татарскою шашкой стекал
Ручей.- Он погиб.

То бобыли, то масть вороная
Под гулкий звон подков
Носила седоков
Вдоль берега Дуная.

Конюшен дедовских копыта,
Шагами русская держава
Была походами покрыта,
Товарищами славы.

Тот на Востоке служил
И, от пули смертельной не сделав изгиба,
Руку на сердце свое положил
И врагу, улыбаясь, молвил: "Спасибо".

Теперь родовых его имений
Горят дворцы и хутора,
Ряды усадебных строений
Всю ночь горели до утра.

Но, предан прадедовским устоям,
Заветов страж отцов,
Он ходит по покоям
И теребит концы усов.

В созвездье их войдет он сам!
Избранники столицы,
Нахмурив свои лица,
Глядят из старых рам.

Мы оба сидим над Окою,
Мы оба глядим на зарю.
Напрасно его беспокою,
Напрасно я с ним говорю!

Я знаю, что он умирает,
И он это чувствует сам,
И память свою умеряет,
Прислушиваясь к голосам,

Присматриваясь, как к находке,
К тому, что шумит и живет...
А девочка-дочка на лодке
Далеко-далеко плывет.

Он смотрит умно и степенно
На мерные взмахи весла...
Но вдруг, словно сталь из мартена,
По руслу заря потекла.

Он вздрогнул... А может, не вздрогнул,
А просто на миг прервалась
И вдруг превратилась в тревогу
Меж нами возникшая связь.

Я понял, что тайная повесть,
Навеки сокрытая в нем,
Писалась за страх и за совесть,
Питалась водой и огнем.

Что все это скрыто от близких
И редко открыто стихам..
На соснах, как на обелисках,
Последний закат полыхал.

Так вот они - наши удачи,
Поэзии польза и прок!..
- А я не сторонник чудачеств,-
Сказал он и спичку зажег.

За ухой, до слез перченной,
Сочиненной в котелке,
Спирт, разбавленный Печорой,
Пили мы на катерке.

Катерок плясал по волнам
Без гармошки трепака
И о льды на самом полном
Обдирал себе бока.

И плясали мысли наши,
Как стаканы на столе,
То о Даше, то о Маше,
То о каше на земле.

Я был вроде и не пьяный,
Ничего не упускал.
Как олень под снегом ягель,
Под словами суть искал.

Но в разброде гомонившем
Не добрался я до дна,
Ибо суть и говорившем
Не совсем была ясна.

Люди все куда-то плыли
По работе, по судьбе.
Люди пили. Люди были
Неясны самим себе.

Оглядел я, вздрогнув, кубрик:
Понимает ли рыбак,
Тот, что мрачно пьет и курит,
Отчего он мрачен так?

Понимает ли завскладом,
Продовольственный колосс,
Что он спрашивает взглядом
Из-под слипшихся волос?

Понимает ли, сжимая
Локоть мой, товаровед,—
Что он выяснить желает?
Понимает или нет?

Кулаком старпом грохочет.
Шерсть дымится на груди.
Ну, а что сказать он хочет —
Разбери его поди.

Все кричат: предсельсовета,
Из рыбкопа чей-то зам.
Каждый требует ответа,
А на что — не знает сам.

Ах ты, матушка — Россия,
Что ты делаешь со мной?
То ли все вокруг смурные?
То ли я один смурной!

Я — из кубрика на волю,
Но, суденышко креня,
Вопрошаюшие волны
Навалились на меня.

Вопрошали что-то искры
Из трубы у катерка,
Вопрошали ивы, избы,
Птицы, звери, облака.

Я прийти в себя пытался,
И под крики птичьих стай
Я по палубе метался,
Как по льдине горностай.

А потом увидел ненца.
Он, как будто на холме,
Восседал надменно, немо,
Словно вечность, на корме.

Тучи шли над ним, нависнув,
Ветер бил в лицо, свистя,
Ну, а он молчал недвижно —
Тундры мудрое дитя.

Я застыл, воображая —
Вот кто знает все про нас.
Но вгляделся — вопрошали
Щелки узенькие глаз.

«Неужели,— как в тумане
Крикнул я сквозь рев и гик,—
Все себя не понимают,
И тем более — других?»

Мои щеки повлажнели.
Вихорь брызг меня шатал.
«Неужели? Неужели?
Неужели?» — я шептал.

«Может быть, я мыслю грубо?
Может быть, я слеп и глух?
Может, все не так уж глупо —
Просто сам я мал и глуп?»

Катерок то погружался,
То взлетал, седым-седой.
Грудью к тросам я прижался,
Наклонился над водой.

«Ты ответь мне, колдовская,
Голубая глубота,
Отчего во мне такая
Горевая глупота?

Езжу, плаваю, летаю,
Все куда-то тороплюсь,
Книжки умные читаю,
А умней не становлюсь.

Может, поиски, метанья —
Не причина тосковать?
Может, смысл существованья
В том, чтоб смысл его искать?»

Ждал я, ждал я в криках чаек,
Но ревела у борта,
Ничего не отвечая,
Голубая глубота.

В очарованье русского пейзажа
Есть подлинная радость, но она
Открыта не для каждого и даже
Не каждому художнику видна.
С утра обремененная работой,
Трудом лесов, заботами полей,
Природа смотрит как бы с неохотой
На нас, неочарованных людей.
И лишь когда за темной чащей леса
Вечерний луч таинственно блеснет,
Обыденности плотная завеса
С ее красот мгновенно упадет.
Вздохнут леса, опущенные в воду,
И, как бы сквозь прозрачное стекло,
Вся грудь реки приникнет к небосводу
И загорится влажно и светло.
Из белых башен облачного мира
Сойдет огонь, и в нежном том огне,
Как будто под руками ювелира,
Сквозные тени лягут в глубине.
И чем ясней становятся детали
Предметов, расположенных вокруг,
Тем необъятней делаются дали
Речных лугов, затонов и излук.
Горит весь мир, прозрачен и духовен,
Теперь-то он поистине хорош,
И ты, ликуя, множество диковин
В его живых чертах распознаешь.

Месяц вешний, ты ли это?
Ты, предвестник близкий лета,
Месяц песен соловья?
Май ли, жалуясь украдкой,
Ревматизмом, лихорадкой
В лазарете встретил я?

Скучно! Вечер темный длится -
Словно зимний! Печь дымится,
Крупный дождь в окно стучит;
Все попрятались от стужи,
Только слышно, как чрез лужи
Сонный ванька дребезжит.

А в краю, где протекали
Без забот и без печали
Первой юности года,
Потухает луч заката
И зажглась во тьме богато
Ночи мирная звезда.

Вдоль околицы мелькая,
Поселян толпа густая
С поля тянется домой;
Зеленеет пышно нива,
И под липою стыдливо
Зреет ландыш молодой.

Царя властительно над долом,
Огни вонзая в небосклон,
Ты труб фабричных частоколом
Неумолимо окружен.

Стальной, кирпичный и стеклянный,
Сетями проволок обвит,
Ты - чарователь неустанный,
Ты - неслабеющий магнит.

Драконом, хищным и бескрылым,
Засев,- ты стережешь года,
А по твоим железным жилам
Струится газ, бежит вода.

Твоя безмерная утроба
Веков добычей не сыта,-
В ней неумолчно ропщет Злоба,
В лей грозно стонет Нищета.

Ты, хитроумный, ты, упрямый,
Дворцы из золота воздвиг,
Поставил праздничные храмы
Для женщин, для картин, для книг;

Но сам скликаешь, непокорный,
На штурм своих дворцов - орду
И шлешь вождей на митинг черный:
Безумье, Гордость и Нужду!

И в ночь, когда в хрустальных залах
Хохочет огненный Разврат
И нежно пенится в бокалах
Мгновений сладострастных яд,-

Ты гнешь рабов угрюмых спины,
Чтоб, исступленны и легки,
Ротационные машины
Ковали острые клинки.

Коварный змей с волшебным взглядом!
В порыве ярости слепой
Ты нож, с своим смертельным ядом,
Сам подымаешь над собой.

Тот берег, мне до камешка знакомый,
Где кровь моя вошла в состав земли,
Теперь уже зовется по-другому —
Мой город Волгоградом нарекли.

Я видел там и гибель и геройство,
Разгром врага и наше торжество,
И нелегко мне было и непросто
Расстаться с прежним именем его.

Я думал о друзьях, у Волги павших
Еще в сорок втором, в разгар зимы,
Боясь затронуть память не узнавших
Всей страшной правды, что узнали мы.

Не бойся, отвечает ветер резкий,
Как голос матери всех русских рек:
Не сталинской эпохой,
А советской
Войдет в историю наш трудный век.

Мы жили и красиво и убого,
Сражались, строили...
Но горе в том,
Что создали себе живого бога,
И было больно осознать потом,

Что был всего лишь человеком Сталин,
В тщеславье и страстях велик и мал.
Себе при жизни памятники ставя,
Он право на бессмертье потерял.

А этот город — победивший воин,
Поднявшийся из пепла и невзгод,
Да будет званьем Волги удостоен,
Широкой,
Доброй,
Вечной, как народ.

С историей и правдой не в разладе,
Как волжской битвы рядовой солдат,
От имени погибших в Сталинграде
Я говорю:
Так верно — Волгоград.

Прокатилась весна тротуаром,
Расколола суровые льды.
Скоро, скоро зеленым пожаром
Запылают на солнце сады.

Все шумнее ватага воронья,
Все теплей перелив ветерка.
И в квадрате ожившего Блонья1
Зашумела людская река.

А вдали — за стеной крепостною,
У сверкающей солнцем стрехи,
Петухи опьянились весною
И поют о весне петухи.

Стара,
коса
стоит
Казань.
Шумит
бурун:
"Шурум...
бурум..."
По-родному
тараторя,
снегом
лужи
намарав,
у подворья
в коридоре
люди
смотрят номера.
Кашляя
в рукава,
входит
робковат,
глаза таращит.
Приветствую товарища.

Я
в языках
не очень натаскан -
что норвежским,
что шведским мажь.
Входит татарин:
"Я
на татарском
вам
прочитаю
"Левый марш".
Входит второй.
Косой в скуле.
И говорит,
в карманах порыскав:
"Я -
мариец.
Твой
"Левый"
дай
тебе
прочту по-марийски".
Эти вышли.
Шедших этих
в низкой
двери
встретил третий.
"Марш
ваш -
наш марш.
Я -
чуваш,
послушай,
уважь.
Марш
вашинский
так по-чувашски..."

Как будто
годы
взял за чуб я -
- Станьте
и не пылите-ка!-
рукою
своею собственной
щупаю
бестелое слово
"политика".
Народы,
жившие,
въямясь в нужду,
притершись
Уралу ко льду,
ворвались в дверь,
идя
на штурм,
на камень,
на крепость культур.
Крива,
коса
стоит
Казань.
Шумит
бурун:
"Шурум...
бурум..."

Ярмарка!
В Симбирске ярмарка.
Почище Гамбурга!
Держи карман!
Шарманки шамкают,
И шали шаркают,
И глотки гаркают:
«К нам! К нам!»
В руках приказчиков
Под сказки-присказки
Воздушны соболи,
Парча тяжка.
А глаз у пристава
Косится пристально,
И на «селедочке»
Перчаточка.
Но та перчаточка
В момент с улыбочкой
Взлетает рыбочкой
Под козырек,
Когда в пролеточке
С какой-то цыпочкой,
Икая,
Катит
Икорный бог.
И богу нравится,
Как расступаются
Платки,
Треухи
И картузы,
И, намалеваны
Икрою паюсной,
Под носом дамочки
Блестят усы.
А зазывалы
Рокочут басом,
Торгуют юфтью,
Шевром,
Атласом,
Пречистым Спасом,
Прокисшим квасом,
Протухшим мясом
И Салиасом.

И, продав свою картошку
Да хвативши первача,
Баба ходит под гармошку,
Еле ноги волоча,
И поет она,
Предерзостная,
Все захмелевая,
Шаль за кончики придерживая,
Будто молодая:

«Я была у Оки,
Ела я-бо-ло-ки.
С виду золоченые —
В слезыньках моченные.

Я почапала на Каму,
Я в котле сварила кашу.
Каша с Камою горька —
Кама слезная река.

Я поехала на Яик,
Села с миленьким на ялик.
По верхам и по низам —
Всё мы плыли по слезам.

Я пошла на тихий Дон,
Я купила себе дом.
Чем для бабы не уют?
А сквозь крышу слезы льют».

Баба крутит головой.
Все в глазах качается.
Хочет быть молодой,
А не получается.
И гармошка то зальется,
То вопьется, как репей...
Пей, Россия,
Ежли пьется,—
Только душу не пропей!

Ярмарка!
В Симбирске ярмарка.
Гуляй,
Кому гуляется!
А баба пьяная
В грязи валяется.

В тумане плавая,
Царь похваляется...
А баба пьяная
В грязи валяется.

Корпя над планами,
Министры маются...
А баба пьяная
В грязи валяется.

Кому-то памятник
Подготовляется...
А баба пьяная
В грязи валяется.

И мещаночки,
Ресницы приспустив,
Мимо,
Мимо:
«Просто ужас! Просто стыд!»
И лабазник — стороною
Мимо,
А из бороды:
«Вот лежит...
А кто виною?
Всё студенты да жиды...»
И философ-горемыка
Ниже шляпу на лоб
И, страдая гордо,—
Мимо:
«Грязь —
Твоя судьба, народ».
Значит, жизнь такая подлая —
Лежи и в грязь встывай?!

Но кто-то бабу под локоть
И тихо ей:
«Вставай!..»
Ярмарка!
В Симбирске ярмарка.
Качели в сини,
И визг,
И свист.
И, как гусыни,
Купчихи яростно:
«Мальчишка с бабою...
Гимназист».
Он ее бережно
Ведет за локоть.
Он и не думает,
Что на виду.
«Храни Христос тебя,
Яснолобый.
А я уж как-нибудь
Сама дойду».
И он уходит.
Идет вдоль барок
Над вешней Волгой,
И, вслед грустя,
Его тихонечко крестит баба,
Как бы крестила свое дитя.
Он долго бродит.
Вокруг все пасмурней.
Охранка —
Белкою в колесе.
Но как ей вынюхать,
Кто опаснейший,
Когда опасны
В России все!
Охранка, бедная,
Послушай, милая,—
Всегда опасней,
Пожалуй, тот,
Кто остановится,
Кто просто мимо
Чужой растоптанности не пройдет.
А Волга мечется,
Хрипя,
Постанывая.
Березки светятся
Над ней во мгле,
Как свечки робкие,
Землей поставленные
За настрадавшихся на земле.

Ярмарка!
В России ярмарка.
Торгуют совестью,
Стыдом,
Людьми,
Суют стекляшки,
Как будто яхонты,
И зазывают на все лады.
Тебя, Россия,
Вконец растрачивали
И околпачивали в кабаках,
Но те, кто врали и одурачивали,
Еще останутся в дураках!
Тебя, Россия,
Вконец опутывали,
Но не для рабства ты родилась —
Россию Разина,
Россию Пушкина,
Россию Герцена
Не втопчут в грязь!
Нет,
Ты, Россия,
Не баба пьяная!
Тебе великая дана судьба,
И если даже ты стонешь,
Падая,
То поднимаешь сама себя!

Ярмарка!
В России ярмарка.
В России рай,
А слез — по край.
Но будет мальчик —
Он снова явится
И скажет праведное:
«Вставай!»